Выставка Питера Гринуэя и Саскии Боддеке в Берлине, в Еврейском Музее, называется Gehorsam, то есть Повиновение, и посвящена истории жертвоприношения Авраамом Исаака.
![Gehorsam 000 Gehorsam 000]()
![Gehorsam 001 Gehorsam 001]()
О настоящем произведении искусства, захватывающем тебя эмоционально и интеллектуально, можно говорить только в повышенном тоне, завывая, путаясь, то и дело сморкаясь в носовой платок из-за избытка чувств. При этом вполне возможно передать свои личные впечатления, да, это возможно, но кто я такой, чтобы надоедать окружающим своими эмоциональными всплесками? К тому же, подобная манера дисгармонировала бы с эстетикой Гринуэя и Боддеке вообще, и с этой инсталляцией в частности. Поэтому ограничусь констатацией факта: я потрясён и, полагаю, вышел из инсталляционное простанства, изменившись. Это, собственно говоря, высшая из возможных похвал в адрес произведения искусства.
![Gehorsam 004 Gehorsam 004]()
![Gehorsam 003 Gehorsam 003]()
Любой художник – манипулятор. Цель его – всегда – вступить в диалог со зрителем и навязать зрителю определённую точку зрения. В случае Гринуэя зритель всегда имееет не одну предложенную точку зрения, а несколько равноправных. Манипуляционные принципы Гринуэя не в навязывании одной, определённой позиции, а в принуждении сделать выбор, всё равно, какой. При этом Гринуэй усложняет свою задачу, последовательно раскрывая перед зрителем механизм манипуляции, примерно так, как фокусник демонстрирует иллюзионистское закулисье, чтобы тем вернее поразить аудиторию.
![Gehorsam 005 Gehorsam 005]()
![gehorsam 008 gehorsam 008]()
Выставка-инсталляция Gehorsam не является исключением из тактической линии Гринуэя и Боддеке, на ней присутствуют все «авторские» элементы этих художников: каталогизация, каллиграфия, игра с пространственным восприятием, видео, деконструкция классической живописи и так далее.
Пятнадцать пространств, пятнадцать залов ведут посетителя через историю жертвоприношения Авраамом своего сына Исаака. Зал «Бог и Ангел», зал «Сатана», зал «Жертва», «Отец и сын» и так далее. Демонстрируется видеоперформенс, несколько балетов па-де-труа, в нескольких вариантах, повторяющихся на манер фуги, с каждым новым пространством балеты усложняются по драматургии. Выставлена маньеристическая живопись, гравюры, древние фолианты Библии, Корана и Торы. Современные арт-объекты. Тщательно подобранный звуковой фон, наполняющий каждый зал отдельно – и тоже по строго вычерченной драматургии.
![Gehorsam 006 Gehorsam 006]()
![Gehorsam 007 Gehorsam 007]()
На протяжении более чем десятка пространств Гринуэй и Боддеке излагают историю Авраама и Исаака с холодной музейной остранённостью, как часть мировой культуры, как важный элемент самосознания человечества, как артефакт, доступный медитационному (или аналитическому) наблюдению. Но в двух последних залах авторы инсталляции вышвыривают зрителя из уютного пространства высокой музейной культуры в современнный мир, где сотни тысяч (а может быть, миллионы) «авраамов» по велению своих богов отправляют ритуал жертвоприношения своих детей, доказывая, что для них идея важнее конкретной, единичной жизни. Пусть даже жизни собственного ребёнка.
Мы помним, что в последнюю секунду жертва Авраама была заменена, вместо мальчика был зарезан барашек. Это чудо, ради которого, собственно, и затевался перформенс жертвоприношения. Гринуэй с Боддеке остаются в рамках этой истории – все дети, которых мы видим в видео предпоследнего зала, чудом остались в живых. Каждый из них рассказывает о чуде. Все, на чью долю чудес не досталось, остаются за кадром. Но мы вынуждены помнить о них, ибо так устроен механизм инсталляции, манипулирующий нами, посетителями выставки.


О настоящем произведении искусства, захватывающем тебя эмоционально и интеллектуально, можно говорить только в повышенном тоне, завывая, путаясь, то и дело сморкаясь в носовой платок из-за избытка чувств. При этом вполне возможно передать свои личные впечатления, да, это возможно, но кто я такой, чтобы надоедать окружающим своими эмоциональными всплесками? К тому же, подобная манера дисгармонировала бы с эстетикой Гринуэя и Боддеке вообще, и с этой инсталляцией в частности. Поэтому ограничусь констатацией факта: я потрясён и, полагаю, вышел из инсталляционное простанства, изменившись. Это, собственно говоря, высшая из возможных похвал в адрес произведения искусства.


Любой художник – манипулятор. Цель его – всегда – вступить в диалог со зрителем и навязать зрителю определённую точку зрения. В случае Гринуэя зритель всегда имееет не одну предложенную точку зрения, а несколько равноправных. Манипуляционные принципы Гринуэя не в навязывании одной, определённой позиции, а в принуждении сделать выбор, всё равно, какой. При этом Гринуэй усложняет свою задачу, последовательно раскрывая перед зрителем механизм манипуляции, примерно так, как фокусник демонстрирует иллюзионистское закулисье, чтобы тем вернее поразить аудиторию.


Выставка-инсталляция Gehorsam не является исключением из тактической линии Гринуэя и Боддеке, на ней присутствуют все «авторские» элементы этих художников: каталогизация, каллиграфия, игра с пространственным восприятием, видео, деконструкция классической живописи и так далее.
Пятнадцать пространств, пятнадцать залов ведут посетителя через историю жертвоприношения Авраамом своего сына Исаака. Зал «Бог и Ангел», зал «Сатана», зал «Жертва», «Отец и сын» и так далее. Демонстрируется видеоперформенс, несколько балетов па-де-труа, в нескольких вариантах, повторяющихся на манер фуги, с каждым новым пространством балеты усложняются по драматургии. Выставлена маньеристическая живопись, гравюры, древние фолианты Библии, Корана и Торы. Современные арт-объекты. Тщательно подобранный звуковой фон, наполняющий каждый зал отдельно – и тоже по строго вычерченной драматургии.


На протяжении более чем десятка пространств Гринуэй и Боддеке излагают историю Авраама и Исаака с холодной музейной остранённостью, как часть мировой культуры, как важный элемент самосознания человечества, как артефакт, доступный медитационному (или аналитическому) наблюдению. Но в двух последних залах авторы инсталляции вышвыривают зрителя из уютного пространства высокой музейной культуры в современнный мир, где сотни тысяч (а может быть, миллионы) «авраамов» по велению своих богов отправляют ритуал жертвоприношения своих детей, доказывая, что для них идея важнее конкретной, единичной жизни. Пусть даже жизни собственного ребёнка.
Мы помним, что в последнюю секунду жертва Авраама была заменена, вместо мальчика был зарезан барашек. Это чудо, ради которого, собственно, и затевался перформенс жертвоприношения. Гринуэй с Боддеке остаются в рамках этой истории – все дети, которых мы видим в видео предпоследнего зала, чудом остались в живых. Каждый из них рассказывает о чуде. Все, на чью долю чудес не досталось, остаются за кадром. Но мы вынуждены помнить о них, ибо так устроен механизм инсталляции, манипулирующий нами, посетителями выставки.